ХАЙКУ-БЛЮЗ

БЕЛИНСКИЙ

Вчера я дал обещанье себе
не пить ничего
кроме
сухого вина и некрепкого пива.
Но сегодня
такая погода,
да и этот дурной разговор
по телефону.
Да и вообще,
пройти по Белинского
и не зайти в разливуху
было бы странно.
Я купил сотню грамм
и бутерброд
с селёдкой,
встал за столик и сделал глоток.
«Ну и странная нынче зима!
Не к добру такой тёплый декабрь.
Не к добру».
Оказалось,
что это ко мне
обращается парень-сосед.
Перед ним пятьдесят коньяку
и конфета.
Я что-то ответил,
и мы вспомнили прошлую зиму
и жаркое лето
девяносто второго,
и мне показалось,
будто он хочет что-то ещё
мне поведать,
но так и не понял его.
И тогда я подумал:
«Нет.
Это не Мармеладов.
Да и я, слава богу, не Родион Романович».
И
ушёл не прощаясь.
На улице имени
Виссариона Белинского
стало больше огней,
и трамвай громыхает не в такт.
Я сказал себе: «Завтра.
Завтра выпадет снег».

Дожди каждый день
Так в ожиданьи зимы
Проходит зима



ОДИН–ОДИН

Снова бездомный
молодой журналюга
под сороковник.
Остался один на один
с каждым из этих людей
в чужой коммуналке,
их смешные шаги
шепелявят в конце коридора,
с чужим стульчаком
в туалете.
Один на один,
со своими деньгами,
которых считай что и нет,
и сменой белья в рюкзачке,
со своим отраженьем
в запотевшем окне,
с крышами,
с жидким закатом над ними.
Один на один
с мыслями.
Вот бы сорваться
на лесную делянку.
Там снегу по пояс,
мужики матерятся по делу,
разводят костёр.
Я срубаю последний
сучок
и втыкаю топор,
нежно дышу
на замёрзшие пальцы,
душа нараспашку.
И пронзительный крик:
«Мать твою! Берегись!».
Надо мной покачнулась сосна,
на чужом запотевшем стекле
срывается капля.

Мутные окна
Чужая квартира
Шальной таракан